Надо же было такому случиться — чтобы именно он, а не кто-нибудь другой, купил в Египте скарабея с мистической формулой на спинке, чтобы он привез ониксового жука именно сюда, подарил бабушке… и в результате собственных прошлых поступков встретился с фантастической Лизой, с невероятной старухой, с безумной Настасьей… и с Елизаветой Второй.

Где она, кстати? Куда провалилась? Темнеет уже…

И тут— то она и появилась, бесшумно войдя в калитку. Глянув на девушку, Никита тихо ахнул.

Вместо ставших уже привычными для него джинсов и футболки Лиза-дубль была одета в светло-голубое платье с узким открытым лифом и юбкой, обтягивающей бедра — и тут же расходящейся легкими пышными волнами. Подол юбки, отделанный тонкой серебряной каймой, спадал почти до земли, и из-под него кокетливо выглядывали обутые в белые «лодочки» ножки. Никита невольно встал навстречу этому чуду с пушистой шапкой волос и сверкающими огромными глазами.

— Что, нравится? — насмешливо спросила Елизавета Вторая. — Не ожидал?

— Не ожидал, — честно признался он. — Ты потрясающе выглядишь. Невероятно женственно.

— А разве в джинсах я не выгляжу женственной?

Он подумал немного, прежде чем ответить. Наконец, отыскав нужный образ, попытался преобразовать его в слова (попутно подумав о том, что когда пытаешься выразить словами ощущение или яркую картинку мысли — все становится обычным и серым, неинтересным и непохожим на то, что виделось в глубине ума):

— В общем, выглядишь… но не настолько. Просто широкая пышная юбка более естественна, что ли…

— Самым естественным является голое состояние, — перебила его Лиза-дубль.

Он рассмеялся.

— Ну да, никаких воланов, ты права… и все-таки… Возьми хотя бы цыганок. Они, конечно, залеплены грязью с ног до головы, и все же очень женственны, потому что носят пышные юбки. А в прямой юбке или в брюках женщина немножко похожа на столб.

— Ну да, — кивнула Елизавета Вторая, — и именно потому так женственно выглядят японки в своих кимоно, или женщины Индии, одетые в сари, — это же сплошной клеш, правда? Не в брюках проблема, дорогой, а в дефектном стереотипе восприятия. Ты видишь не то, что есть, а то, что вбито в твою голову социальными установками. Брюки — для мужчин, юбки — для женщин, и так далее. Ужинать будем?

— Не знаю, меня тут милая Наташенька днем укормила вусмерть, — сказал он, почесывая затылок. Дефектные стереотипы восприятия? Ну, похоже, и в самом деле дефектные… социально обусловленные.

— Ладно, тогда подожди, пока я сменю женственный вид на мужественный, а потом погуляем немножко, ты не против?

— Нет, я «за».

Ожидая Елизавету Вторую, он достал из кармана сигареты и вышел за калитку. Над Панелово висела тишина — мягкая, естественная, легкая… быстро темнело, в домах начали загораться огни, специалисты по выращиванию сельдерея на корень ужинали, намереваясь вскоре отойти ко сну, чтобы завтра с новыми силами приняться за окучивание… или что там они делают на своих полях… Никита отошел подальше от ограды, чтобы увидеть светящееся голубизной окно милой Наташеньки. Телевизор смотрит, толстопопая… а ночью будет видеть сны. Роскошные, со сложными сюжетами, в ярких красках — куда там студии «Двадцатый век Фокс»… Он подумал, что милая Наташенька, живи она поблизости от Голливуда, могла бы стать уникальным сценаристом… ведь ей достаточно было бы просто надиктовывать на пленку свои видения.

И еще он думал о том, с какой легкостью здесь, в Панелово, вернулась к нему память. А может быть, не в деревне дело, а в милой Наташеньке? Впрочем, милая Наташенька неотделима от здешних странноватых мест…

Лиза— дубль возникла рядом с ним, словно из воздуха, и негромко сказала:

— Интересная у нее жизнь, тебе не кажется?

— Интересная? — недоуменно повторил он. — Что же интересного в такой жизни? Спит да ест, ни о чем, кроме съестного да своих снов, и говорить-то не в состоянии…

— А ты попробуй поставить себя на ее место, посмотри на мир ее глазами.

— Это невозможно, — вырвалось у него. — Нельзя увидеть мир чужими глазами, каждый смотрит по-своему! Хотя, конечно, иногда чужой взгляд пробуждает в тебе твое собственное непроявленное… но все равно все видят по-разному, нет двух одинаковых людей, как нет двух одинаковых зеркал, всегда будут различия в оттенках!

— А, и тебя зеркала достали… — непонятно сказала Елизавета Вторая. — Ну, идем. — Она протянула ему парусиновую куртку. — Накинь, прохладно становится, да и комаров полно.

Он надел куртку и, ощутив тяжесть в левом кармане, сунул туда руку. Граненый шар. Разве он клал его в карман? Вроде бы да. Впрочем, неважно. Этот шар настолько самостоятелен и шустр, что мог и сам туда забраться.

— Куда мы идем? — спросил он, когда они с Елизаветой Второй неторопливо зашагали по мягкой травянистой дороге. — У нас есть какая-то цель?

— В общем, скорее нет, чем да, — туманно ответила Лиза-дубль. — Но мы ведь должны отыскать твоего скарабея.

— И что, мы прямо сейчас начнем его искать? — поинтересовался он. — Не темновато ли?

— Сейчас мы поищем помощников, — серьезно сказала Елизавета Вторая. — Кого-нибудь, кто готов проникнуться нашими проблемами.

— Ну, проблема в основном моя, — напомнил он.

Елизавета Вторая промолчала.

— Да и вообще, — заговорил он снова, — я не уверен, что так уж необходимо искать эту безделушку. Зачем? Не для того же, чтобы и в самом деле сканировать рисунок формулы и отправить этому чудику, фараону.

— Не для того, — согласилась Лиза-дубль. — Но представь, что кто-то еще пострадает так же, как ты… лишится памяти, отправится на поиски жука… хорошо ли будет?

— Да, конечно, — сообразил он. — Ты права. Скарабея нужно найти. Но удастся ли? Он мог сгореть вместе с бабушкиным домом. Бабушка могла кому-то его подарить…

— Подарить твой подарок? — перебила его Елизавета Вторая. — Могла ли?

Подумав, он понял правоту Лизы-дубль. Конечно, никому бабушка не отдавала эту безделушку. Тогда, значит, нужно искать в развалинах ее дома? Рыться в углях и золе?

— Вот потому нам и нужны помощники, — сказала Елизавета Вторая в ответ на его мысли. — Если бы скарабей безвозвратно погиб, фараон почувствовал бы это и не стал бы посылать тебя за ним.

В небо поползла из-за горизонта толстая сытая луна с едва заметной щербинкой на самом краю сверкающей безупречности, стало светлее, и Никита понял, что они уже почти дошли до пожарища. Ему не очень-то хотелось снова видеть руины любимого дома, но Лиза-дубль вела его именно туда, и он не стал сопротивляться, решив, что ей виднее, что делать.

— Правильно, — сказала она. — Мне виднее.

— Я все-таки не понимаю, — почти с возмущением произнес он. — Как тебе удается читать мои мысли?

— Только мне? — ответила она вопросом.

А и в самом деле, фантастическая малышка Лиза тоже умела это…

— Пришли, — сообщила Елизавета Вторая, прервав его едва начавшееся воспоминание.

— И что делать будем?

— Ну, пока просто посидим тут вот, рядом с пожарищем.

Холодный и безмятежный лунный луч указал им подходящее местечко — и тут же луна спряталась за длинным облаком, тянувшимся с севера на юг. Никита снял куртку, не забыв вынуть из кармана граненый шар, и бросил ее на траву.

— Садись.

Они устроились рядышком и долго молчали. Никита вертел в ладонях стеклянный шарик, ни о чем в особенности не думая. Тоненько звенели комары, кружившие над головами сидящих, но почему-то не проявлявшие особой активности… время от времени какая-нибудь из деревенских собак разражалась нервным лаем, заподозрив в тенях нечто неправильное; изредка мычали дремлющие коровы… Потом где-то неподалеку послышалось негромкое фырканье, топот маленьких лап — и из гущи сорняков выбрались на относительно открытое пространство два на редкость крупных ежа, в густых сумерках казавшихся угольно-черными. Ежи громко сопели, топчась на месте, словно чего-то ожидая… а потом сквозь прореху в облаке ненадолго высунулась луна, осветив место действия, и Никита обнаружил, что черные блестящие глазки ежей неотрывно смотрят на Лизу-дубль.